– Я в порядке, Эд. Тебе не нужно тут сидеть. Иди спать.
Не услышав ответа, он развернулся, приподнявшись на локте, и увидел не Эдварда Бера, а Винченцо Джулиани.
Прежде чем Сандос смог вымолвить слова, которые рождались в его сознании, Джулиани заговорил.
– Эмилио, мне очень жаль, – сказал он, спокойной убежденностью своего голоса скрывая обдуманный риск, на который шел. – Ты был заочно приговорен людьми, которые не имели права судить. Я не могу придумать, как мне извиниться. Я не жду, что ты простишь меня. Или кого-то из нас. Мне очень жаль.
Он наблюдал, как Сандос впитывает слова, будто иссохшая почва – капли дождя. Что ж, подумал Джулиани, значит, вот как ему это видится.
– Если ты сможешь выдержать, я хотел бы начать заново. Знаю, это будет нелегко, – но полагаю, ты нуждаешься в том, чтобы рассказать свою историю, и уверен, что нам необходимо ее выслушать.
Лицо Эмилио придвинулось к нему, гордость боролась в нем с изнеможением, которого не излечить сном.
– Убирайтесь, – наконец сказал Сандос. – И закройте дверь. Отец Генерал вышел и уже хотел идти в свою комнату, когда услышал нечто, заставившее его остановиться. Последний ход был авантюрой, рассчитанной на предполагаемые эмоции и уязвимость Сандоса. И сейчас Винченцо Джулиани замер в коридоре. Прислонив голову к деревянной двери, вцепившись руками в раму, он слушал, пока плач не прекратился, и познал истинное отчаяние.
«Стелла Марис»: сентябрь, 2039, земное время
– Мне не надо, спасибо, – отказался Эмилио. София вздохнула:
– Три.
– Я получил «руку», которая выглядит как нога, – произнес Д. У, с отвращением взирая на свои карты.
– Я опытный хирург, – сообщила Энн. – Могу помочь. Эмилио рассмеялся.
– Тут ничего не поможет, – буркнул Д. У. – Выхожу.
– Одну для меня, – сказала Энн Алану.
– Дилер берет три. Знаете, Сандос, это ведь «простой» покер. Вы не обязаны каждый раз сохранять карты, – терпеливо пояснил Алан Пейс, сдавая себе три карты. – Вы можете тянуть.
– Это Робичокс художник, – сказал Эмилио безмятежно. – Он тянет. Я сохраняю.
– Не впутывайте меня, – крикнул Марк из маленького спортзала, устроенного рядом с общей комнатой.
– Как мило, парни, что у вас не нашлось занятия лучше, чем игра в карты, – сказал Джимми с командного мостика, где они с Джорджем обрабатывали последовательные снимки обширного пространства между центральным и двумя периферийными солнцами, надеясь обнаружить какое-то красноречивое свидетельство – смазанную линию или смещенную точку, – которое означало бы планету, движущуюся по орбите. На четверти G корабль кружил над плоскостью системы Альфа Центавра уже не одну неделю, и всем это надоело до одурения. – А кто-то, между прочим, работает.
– Если желаешь, Энн и я можем вырезать тебе аппендикс, – слегка повысив голос, предложил Эмилио. Он снова посмотрел в свои карты. – Вам обеим – пока, а вас двоих повышаю.
София и Энн вышли из игры. Алан добавил еще два земляных ореха, взращенных в трубе Уолвертона. Объявив перерыв, Джордж бодрым шагом вошел в общую комнату и перегнулся через плечо Энн, чтобы взглянуть на карты, которые она сбросила.
– Трусиха! – сказал он. – Я бы сыграл.
Она сердито посмотрела на него, но Джордж звучно чмокнул ее в шею. Четверть G позволяла недурно забавляться.
Эмилио добавил четыре ореха, затем еще четыре и откинулся в кресле, прищуренными глазами глядя сквозь воображаемый сигаретный дым:
– Чтобы узнать мой расклад, Алан, вам придется выложить восемь бобовых.
Алан проигнорировал эту пародию на Богарта и принял ставку. Хорошие или плохие карты – Сандос все равно бы играл.
– Пятерки? Ты отказался от прикупа с парой пятерок? – вскричала Энн, когда они положили карты. – Сандос, я никогда тебя не пойму! Почему ты не взял три карты?
Радостно улыбнувшись, Эмилио пожал плечами:
– Пятерок вполне достаточно, чтобы побить четверки, да? Моя раздача. Делайте ставки, дамы и господа, делайте ставки!
Карты снова пошли в дело. Заразительная веселость Эмилио передалась остальным, пока они разглядывали выпавшие им «руки».
– Идеальное лицо игрока, – качая головой, сказал Д. У. – Что бы ни выпало парню, он смеется. Хорошая карта его забавляет, как и паршивая.
– Точно, – охотно согласился Эмилио. – Алан, специально для вас. Выберете карту наугад, а я добавлю.
Алан вытянул карту из середины «руки» Эмилио, и тот сдал себе новую, сняв с вершины колоды. Как и ожидалось, он счел ее забавной, и невозможно было сказать, сложилась ли у него сейчас четверка одинаковых или нарушился флеш. Когда пришла его очередь делать ставку, Эмилио выпихнул в центр всю свою кучу орехов.
– Победитель забирает все. Давайте, Пейс, – подстегнул он. Они снова выложили свои карты, и Алан зарычал от негодования:
– Не могу поверить! Стрит. Теперь Эмилио чуть не плакал:
– А хуже всего, что это ваших рук дело. У меня не было ничего! – Он отпихнул орехи к Алану и вскинул ладони, на их глазах превратившись в сущего Будду, олицетворение безразличия. – Весь фокус в том, чтобы не переживать. Мне совершенно неважен выигрыш.
Раздались крики «Лжец!» и мрачный ропот о покаянии, исходивший от Энн, Софии и Д. У., не раз видевших, как Эмилио лезет из кожи вон, с упорством маньяка соскальзывая в «дом». Изумленный этим взрывом, Алан выпучил глаза.
– Алан, он врет, как сивый мерин, – сказал Джордж. – Его не заботит покер, потому что он не любит орехи. Но он вырежет вам сердце на втором «доме», если решит, что вы можете завладеть третьим.