Птица малая - Страница 105

105

Она уже сталкивалась с такими представлениями здешних обитателей и полагала, что это фундаментальная парадигма общественной жизни руна. Она рассмотрит это позже с точки зрения антропологии.

Выйдя наружу, к ним примкнула София.

– Ну что ж, – бесстрастно сказала Энн, – ухудшение произошло быстро, диарея очень сильная, и я обеспокоена. Это почти как бенгальская холера. Если вдобавок начнется рвота, организм будет обезвожен и может стрястись беда.

– Энн, время от времени у каждого случаются кишечные боли и диарея, – сказал Эмилио. – Возможно, за ночь все пройдет, и к утру Д. У. выздоровеет.

– Но… – Энн серьезно смотрела на него.

– Да, – согласился Эмилио в конце концов. – Но.

– И что же нам делать? – спросила София.

– Кипятить воду и притворяться, что все в порядке, – ответила Энн.

Шагнув к краю террасы, она посмотрела через ущелье. Для Ракхата это была редкая ночь: безоблачная и звездная, с единственной, почти полной луной. Внизу плескалась и пенилась река, и Энн слышала нечто вроде металлического скрипа ржавых ворот, раскачиваемых ветром, – странный зов красноглазого моранора.

– Дома я бы поместила его под капельницу и накачала лекарствами. Здесь кое-как могу провести регидратацию, но то, что ему действительно нужно, находится в катере. – Черт, подумала Энн и, обернувшись, посмотрела на Софию: – Если Джордж соберет «ультра лайт», сможешь ли ты…

– Никто не полетит к катеру! – выкрикнул Д. У., он был болен, но не глух и слышал обрывки их разговора. – Мы не возвращались туда несколько недель, и взлетная полоса, наверно, совсем заросла. Я не хочу, чтобы кто-то убился только из-за того, что у меня понос.

Вернувшись в комнату, София опустилась на колени у его кровати:

– Я смогу приземлиться на неровное поле. Нам же придется когда-то возвращаться. Чем дольше будем тянуть, тем хуже будет взлетная полоса. Вам нужны антибиотики и солевой раствор. Я отправлюсь этой ночью.

Теперь заговорили все, и у каждого было свое мнение. Д. У. пытался сесть, доказывая, что не так уж болен. Джимми и Джордж подключились к спору, за ними ввязался Марк. Об этом следовало подумать раньше, но время бежало быстро, а кроме того, люди опасались знакомить руна с чудом пилотируемого полета. Они решали проблемы по мере поступления; тут не было ориентиров, если не считать негативного примера пагубных взаимодействий их предшественников с технологически примитивными культурами, случавшихся на Земле. Членам миссии вовсе не хотелось быть принятыми за богов или учредить тут новый культ, выстроенный на обмене. Но, несмотря на это, им придется вернуться за припасами, рано или поздно, и они должны поскорей восстановить взлетную полосу. Так почему не сделать это нынешней ночью?

Ничего не понимающая и оробевшая Манужаи взяла Аскаму за руку и вышла с ней на террасу. Когда они проходили мимо него, Эмилио тихо извинился, затем вступил в комнату.

– Довольно, – мягко молвил он, и наступило молчание. – Д. У, ложитесь и успокойтесь. А вы прекращайте спорить. Вы обижаете наших хозяев. К тому же спор не имеет смысла. Все равно «ультра лайт» не может лететь в темноте.

Раздались разочарованные возгласы. В горячке никто об этом не подумал. Эмилио поскреб в затылке.

– Хорошо. Завтра уже близко. Разведочный полет мы совершим, даже если Д. У. выздоровеет. Как-нибудь объясню это в деревне, успокою жителей. Энн, я подежурю до утра. А вы все отправляйтесь спать.

Сначала никто не двинулся. Прямые приказы, исходящие из уст Эмилио Сандоса, думала София Мендес, – поразительно!

Очевидно, та же мысль пришла на ум Д. У. Ярбро. Он упал на спину, слабо смеясь, и сказал:

– А я-то думал, ты не рвешься к власти.

Эмилио резко произнес что-то по-испански, и маленькая группа обеспокоенных людей, собравшихся вокруг постели Ярбро, стала рассеиваться, оставив Эмилио и Д. У. одних. Энн напоследок велела вливать в больного побольше жидкости и звать ее, если к диарее прибавится рвота.

В эту ночь их не раз будил шум, когда Д. У. приходилось вставать, и с каждым часом ему делалось хуже. Затем, уже под утро, они проснулись вновь, на сей раз из-за характерного запаха и стона Д. У.: «О Господи», – и лежали без сна, притворяясь, будто ни о чем не подозревают, прислушиваясь к тихим увещеваниям Эмилио и униженному плачу Ярбро.

Аскама спала, но Манужаи вдруг поднялась и вышла. Замерев, Энн лежала рядом с Джорджем, осторожно вслушиваясь и прикидывая, справится ли Эмилио с ролью сиделки и хватит ли у него хладнокровия. Д. У. уже унижен. Тридцатилетнее табу нарушено. Вмешательство женщины лишь ухудшит ситуацию, решила она. Энн слышала, как Эмилио настаивает, чтобы Ярбро выпил еще кипяченой воды с солью и сахаром. У жидкости был отвратительный вкус, и Д. У. давился ею, но Эмилио напомнил, что обезвоживание может убить, – поэтому с выработанной за многолетнюю практику легкостью Энн опять заснула, доверившись если не воле Господа, то здравому смыслу Эмилио.

Чуть погодя вернулась Манужаи со стопкой плетеных циновок, используемых для постелей младенцев. Эмилио помог Д. У. приподнять бедра и подсунул одну под него, а затем снова накрыл больного. Манужаи, вставшая с постели еще раз, чтобы проводить двоих чужеземцев по темной каменной тропке к реке, и видевшая, с какой нежностью один из них заботится о другом, похлопала по руке Ярбро ободряющим жестом, поразительно похожим на человеческий, и ушла, чтобы провести где-нибудь остаток ночи.

Марк Робичокс давно заметил, что естественная склонность просыпаться рано – необходимое, хотя недостаточное условие того, чтобы выдержать подготовку и быть посвященным в духовный сан. Он знавал людей, которые могли бы стать священниками, если бы подъем на рассвете не был насилием над их обычным режимом сна.

105