Птица малая - Страница 132

132

Здесь было полно руна, но несмолкающая перекрестная болтовня стала людям уже привычна, и Энн едва замечала прочие разговоры.

– Джимми, руна считают тебя дамой и матерью всех нас. София, тебя принимают за подростка-мужчину. Эмилио – подросток-женщина. Они не вполне представляют, куда отнести Д. У., Марка и меня, но совершенно уверены, что Джордж мужчина. Разве это не мило, дорогой?

– Не уверен, – с подозрением сказал Джордж, оседая на подушку. – А как они решают, кто есть что?

– Ну, во всем этом есть определенная логика. Эмилио, ты угадал верно, что Аскама – маленькая девочка. Шанс был пятьдесят на пятьдесят, и ты выиграл. Фокус в том, что мать Аскамы – Чайпас, а не Манужаи. Да, так и есть, родные мои! – подтвердила Энн, когда они потрясенно уставились на нее. – Я вернусь к этому через минуту. Как бы то ни было, Супаари утверждает, что все дела в деревне ведут руна-женщины. София, послушай – это действительно круто. Беременность длится у них недолго и не доставляет особых неудобств. Как только ребенок рождается, мамаша вручает ненаглядного малютку папочке и, не сбившись с ритма, возвращается к делам.

– Не удивительно, что я не мог найти смысла в упоминаниях полов! – сказал Эмилио. – Выходит, поскольку Аскаму готовят в торговцы, они думают, что я тоже женщина. Потому что я – официальный переводчик нашей группы, да?

– Именно, – ответила Энн. – А Джимми, по их мнению, наша мама: он достаточно большой, чтобы походить на взрослую женщину. Вот почему, наверное, они всегда просят его принять за нас решение. И руна полагают, что мнение Д. У. он спрашивает из вежливости, – так мне кажется.

Ярбро фыркнул, а Энн усмехнулась.

– Ладно, теперь самое интересное. Манужаи – муж Чайпас, верно? Но он не генетический отец Аскамы. Дамы руна выходят за джентльменов, которые, на их взгляд, будут хорошими социальными отцами – каким является Манужаи. Но Супаари утверждает, что партнеров выбирают, руководствуясь, – она прокашлялась, – совершенно иным набором критериев.

– Находят хорошего жеребца, – сказал Джордж.

– Не будь грубым, дорогой, – откликнулась Энн. Чайпас и ее гости решили пойти к Ауче поесть, и квартира разом опустела. Когда люди остались одни, Энн наклонилась вперед и продолжила заговорщически:

– Но ты прав, смысл именно в этом. Должна заметить, этот обычай имеет определенную первобытную привлекательность. Теоретически, конечно, – добавила она, когда Джордж состроил недовольную гримасу.

– Почему же только про меня они «совершенно уверены», что я – мужчина? – обиженно спросил Джордж, чья мужественность подверглась косвенной атаке с двух сторон.

– Ну, помимо твоей мужественной наружности, любовь моя, они также заметили, как замечательно ты управляешься с детьми, – сказала Энн. – С другой стороны, ты не проявляешь особого интереса к собиранию цветов, поэтому они слегка сбиты с толку. То же самое насчет Марка, Д. У. и меня. Они думают, что я мужчина, потому что стряпней занимаюсь в основном я. Может, для них я нечто вроде папаши? О, Джимми, возможно, они считают, что мы с тобой состоим в браке? Очевидно, они не замечают разницу в возрасте.

Эмилио делался все более задумчивым, а Д. У., наблюдая за ним, начал посмеиваться. Наконец не выдержал и Эмилио.

– В чем дело? – спросила Энн. – Что тут смешного?

– Не уверен, что «смешной» – подходящее слово, – сказал Д. У, нацелив правый глаз на Эмилио и вскинув бровь.

Эмилио пожал плечами:

– Ничего. Но идея о разделении ролей генетического и социального отцов была бы уместной в моей семье.

– Могла бы уберечь твою несчастную буйную юную голову от многих бед, – прибавил Д. У.

Невесело рассмеявшись, Эмилио провел ладонями по волосам. Теперь все смотрели на него, на лицах ясно читалось любопытство. Он помедлил, зондируя старые раны, и обнаружил, что они затянулись.

– Моя мать была женщиной, как говорят, с большим сердцем и живой натурой, – произнес Эмилио, тщательно подбирая слова. – Ее муж был красив, высок и силен. Брюнет, но очень светлокожий. Мать тоже была очень светлой.

Он сделал паузу, чтобы они переварили эту информацию; не требовался генетик, чтобы сделать вывод.

– Муж моей матери в течение нескольких лет находился вне города…

– Сидел за хранение и распространение, – вставил Д. У.

– … а когда вернулся, узнал, что у него есть второй сын, почти годовалый. И очень смуглый. – Некоторое время Эмилио оставался неподвижным, а в комнате повисла тишина. – Они не развелись. Должно быть, он очень любил мою мать.

Раньше это не приходило ему в голову, и Эмилио понятия не имел, что ему следует по этому поводу чувствовать.

– Она была очаровательной, понимаете? Энн могла бы сказать: такую нельзя не любить.

– Поэтому за ее вину пришлось отвечать тебе, – проницательно сказала Энн, ненавидя эту женщину за то, что она допустила такое, и безмолвно ругая Бога – за то, что дал этого сына не той матери.

– Конечно. Дурной тон – родиться некстати.

Эмилио посмотрел на Энн, но тут же отвел взгляд. Зачем он ворошит прошлое? Как он мучился тогда, старался понять, в чем его вина, но что об этом мог знать ребенок? Вновь пожав плечами, Эмилио увел разговор в сторону от Елены Сандос:

– Муж моей матери и я часто играли в игру, называвшуюся «Выбей дерьмо из ублюдка». Мне было примерно одиннадцать, когда я понял смысл этого термина.

Распрямившись, он взмахом головы отбросил с глаз волосы.

– Я изменил правила игры, когда мне стукнуло четырнадцать, – сказал он, гордясь этим даже после стольких лет.

Зная, что будет дальше, Д. У. против воли усмехнулся. Он сожалел о разгуле хулиганства в Ла Перла и пытался научить парнишек вроде Эмилио улаживать ссоры, никого не калеча. Его наука трудно приживалась в районе, где отцы говорили сыновьям: «Если на тебя кто-то наедет, порежь ему лицо». Такое напутствие давали восьмилетке в первый школьный день.

132