Птица малая - Страница 119

119

– Веточки не так уж плохи, – решительно заявила Энн. – Возможно, они мне понравятся.

– К тому же, – прибавил Джордж, – в конце концов я просто вытащу кролика из шляпы.

София Мендес проснулась через двенадцать часов и не сразу пришла в себя. Почему-то ей снился Пуэрто-Рико, который она узнала больше по ощущению теплого воздуха, чем по какой-то географической подсказке. В этом сне была музыка, и София спросила: «Ни у кого не будет неприятностей из-за песен?» Но Алан Пейс ответил: «Нет, если вы принесете цветы», – что даже во сне показалось ей бессмысленным.

София открыла глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, где она находится, а затем стенания каждого сустава и мускула напомнили о событиях последних двух дней. Она лежала неподвижно, ощущая более сильную боль, чем вчера утром в лесу, и пыталась понять, почему ей снился Пуэрто-Рико. Кто-то готовил софрито, и София уловила запах бобов, такой земной и родной. Музыка звучала и наяву. Видимо, наладили связь с фонотекой «Стеллы Марис». Руна ушли, вспомнила она, поэтому можно включать музыку, не опасаясь. С бесконечной осторожностью София села и вздрогнула, когда Джимми Квинн, сидевший поблизости, объявил:

– Спящая Красавица проснулась!

В комнату вошел Д. У. и уставился на нее, открыв рот.

– Никогда не думал, что доживу до этого, но, Мендес, ты выглядишь так, будто по тебе проехал каток. Как себя чувствуешь?

– Хуже, – ответила она. – Как Марк?

– Истекаю кровью, но не сдаюсь, – крикнул Марк с террасы. – И слишком задеревенел, чтобы подойти и пожелать вам, мадемуазель, доброго утра.

– Дитя, я восхищаюсь твоим контролем над мочевым пузырем, – произнесла Энн, входя в квартиру. – Позволь сопроводить тебя к ближайшему участку берега. Сможешь идти или вызвать «Квинн такси-сервис»?

Для пробы София перебросила ноги через край низкой походной кровати и несколько секунд подождала, пока перестанет кружиться голова. Джимми встал и, наклонившись, предложил ей руку, на которую она оперлась, чтобы подняться.

– Чувствую себя так, словно побывала в авиакатастрофе, – сказала София, поражаясь, насколько разбитой ощущает себя, хотя все кости целы.

Не разгибаясь, она сделала несколько шагов, застонала и рассмеялась, но тут же пожалела об этом из-за сильной боли в груди.

– Ужасно.

Вошел Джордж. Ветеран многих проигранных споров с непоколебимо недвижными объектами, такими как планеты, он со знанием дела посмотрел, как она ковыляет, и сообщил:

– Третий день всегда самый плохой.

София остановилась, согбенная точно старуха, и, прищурившись, оглядела его.

– А сегодня второй или третий? Джордж сочувственно улыбнулся:

– Ты узнаешь об этом завтра.

Она закатила глаза – только они и не болели – и медленно двинулась к террасе, опираясь на руку Джимми, как на костыль. Марк встретил ее сочувственным взглядом, но не шевельнулся, а его лицо так опухло, что даже улыбаться было больно.

– Робичокс, ты выглядишь чудовищно, – сказала она, в самом деле ужаснувшись.

– Спасибо. Ты тоже.

– Джордж разработал новый бизнес-проект, – с серьезным лицом сообщил Эмилио. – Мы построим кафедральный собор и наймем вас с Марком в качестве горгулий.

Он поднял кофейник.

– Гляди, Мендес: вот для чего стоит жить.

– Я не уверена, что это достаточная мотивация. София с сомнением посмотрела на длинный путь к реке. Джимми, чьи голубые глаза все это время следили за ней не отрываясь, заметил этот взгляд. Держать ее в своих руках раз в сутки – не так уж мало. Дружба, напомнил он себе, вот все, на что можно надеяться.

– Я носил вниз Марка, – произнес он небрежно.

– Это правда, Мендес, – заверил Эмилио; его лицо улыбалось, но глаза были непроницаемы.

Если бы не адская боль, София пожала бы плечами.

– Хорошо. Принимайте клиента, мистер Квинн.

И Джимми поднял ее с такой легкостью, будто она была ребенком.

Следующие несколько дней они просто отдыхали, и каждый самостоятельно привыкал к новой ситуации, учась умерять колебания между надеждой и отчаянием, стараясь уравновесить привычный оптимизм и благоразумное смирение. Помимо всего им нужно было собраться с силами для следующего этапа их жизни на Ракхате. Безмерно трудная работа, которой они занимались в течение последних лет, и безжалостное изменение их положения все же сказались; они были ближе к умственному и эмоциональному истощению, чем сознавал кто-либо из них, исключая Эмилио. Они оставили свои родные места и родной язык – кто раньше, кто позже – и ужились с культурами, отличавшимися от их собственных, но они работали внутри всемирной межнациональной культуры науки и технологии. Лишь Эмилио раз за разом попадал в совершенно незнакомую среду обитания, не имея никакого подспорья, кроме восприимчивости и ума, и он знал, насколько это выматывает.

Поэтому Эмилио был рад передышке, как подарку, и благодарил за нее Бога. Марк и София подолгу спали. Д. У. то же самое. Энн опасалась, что Ярбро подхватил какого-нибудь кишечного паразита. Вызывали тревогу цикличные приступы диареи, общая слабость, отсутствие аппетита. Теперь у Энн появился доступ к паразитотропным средствам из аптеки катера, и она начала давать их Д. У., надеясь, что какое-нибудь из них, избавлявшее от глистов на Земле, подействует и здесь. Энн волновалась за остальных товарищей, но пока, похоже, заболел только Д. У.

Джордж выглядел подавленным. Он находил утешение в работе над графическим отображением формулы катерного топлива – в ожидании кого-то, кто захотел бы и смог им помочь, когда они встретятся с горожанами. Джордж чувствовал себя хуже, чем показывал, но у него была Энн, которая поддерживала его взглядом, словом и делом, хотя и не тряслась над ним. С Джорджем, считал Эмилио, все будет в порядке.

119